– Пусть немного остынет, тогда он вспомнит о своих деньгах и вернется обратно, —махнул рукой судья и, поглядев на огромное блюдо риса и три кувшина вина, добавил: – Вот только что теперь делать со всем этим?

– Это меньше всего должно вас беспокоить, господин правитель уезда, – улыбнулся Чао Тай и, взяв палочки, с удовольствием принялся за еду. Горка жареного риса стала уменьшаться с поразительной скоростью.

Судье Ди совсем не хотелось есть. Рассеянно вертя в руках чашу с вином, он размышлял о поразительном известии насчет тайных свиданий госпожи Тэн. Ди понимал, что теперь ему придется действовать особенно осторожно и не принимать никаких скоропалительных решений. В «Огненной птице» судья сделал досадный промах, а сейчас стал сомневаться, правильно ли повел себя с Кунь-Шанем. Урод был очень опасен, а Ди знал о нем слишком мало, – он даже не успел выяснить, где обитает одноглазый. И не слишком ли много он, судья, взял на себя в чужом уезде?

Ди выпил только одну чашу вина; об остальном позаботился Чао Тай.

– Высший сорт, – объявил он, причмокивая губами. – Ну и какая работа нам сегодня предстоит?

Судья вытер бороду и усы горячим полотенцем.

– Отправляйся в крепость и попробуй раздобыть сведения о Тунлине, хоть я и не думаю, что он замешан в каком-либо из интересующих нас дел. Потом загляни к прорицателю Пьен Хуну. Это он предупредил Ко, что пятнадцатого числа его жизни будет угрожать опасность. Узнай, настоящий это прорицатель или просто обманщик, а также знаком ли он с Кунь-Шанем. Поболтай с ним немного о Ко. Смерть этого торговца очень меня заинтриговала.

Судья оплатил счет, и они неторопливо зашагали в «Огненную птицу».

Глава 11

Гвоздика уже поджидала судью Ди. Она переоделась в темно-синее платье и черную шелковую куртку, а волосы просто свернула в пучок на затылке. Накрасилась девушка, как всегда, грубо, но, несмотря на это, выглядела довольно привлекательно.

В зале больше никого не было – Гвоздика сказала, что все ушли наверх отдыхать.

– Последую-ка и я их примеру, – притворно зевнул Чао Тай. – Вино было крепковато! Пожалуй, я немного вздремну здесь. —Он тяжело опустился в старое плетеное кресло, а судья Ди с Гвоздикой отправились на улицу изнывать от жары.

Девушка на несколько шагов опережала судью, как полагалось в тех случаях, когда певичка вела к себе гостя. Если же мужчина выходил на улицу с женой, той, наоборот, следовало идти на несколько шагов сзади.

Гвоздика хорошо знала город и могла выбрать самый короткий путь. Вскоре они вышли на тихую улицу, где стояли нарядные дома людей среднего достатка. Похоже, здесь обитали удалившиеся от дел лавочники. Гвоздика остановилась у высокой двери, аккуратно покрытой черным лаком. Ничто не указывало, что это дом свидании.

Судья Ди постучал, но, когда в дверях появилась дородная дама в черных одеждах из дамаста, первой с ней заговорила Гвоздика, спросив, нет ли свободной комнаты. Это означало, что именно она предложила гостю здесь побывать и, следовательно, могла рассчитывать на вознаграждение.

Хозяйка, приветливо улыбаясь, проводила их в небольшой приемный зал и пообещала предоставить лучшую комнату за три связки медных монет. Судья возмутился, и после долгих торгов сошлись на двух связках. Как только гость заплатил, хозяйка проводила их наверх в большую, богато обставленную спальню и удалилась.

– Это и впрямь лучшая комната в доме, —сказала Гвоздика. – Можешь не сомневаться, твоя знатная дама именно тут встречалась со своим дружком.

– Сейчас мы осмотрим ее! – кивнул судья.

– Погоди немного. Скоро хозяйка вернется сюда с чаем. Кстати, не забудь дать ей немного мелочи – здесь так принято. —Увидев, что судья собираётся сесть за столик, она мимоходом обронила: – Не знаю, что ты задумал, но в любом случае нам стоило бы переодеться во что-нибудь полегче. Здесь у людей острый глаз, и они могут заподозрить неладное, если мы станем вести себя не так, как другие гости.

Подойдя к столику для притираний, Гвоздика сняла с себя куртку, платье и выскользнула из широких штанов. Судья Ди тоже переоделся в чистую белую рубаху из легкой шелковой ткани, приготовленную заранее и висевшую на лакированной вешалке у ложа. Совершенно голая Гвоздика стояла у столика с беззаботным видом, столь свойственным всем ее товаркам. Судью Ди поразило, как прекрасно девушка сложена, но, когда она наклонилась, стали видны тонкие белые шрамы, крест-накрест пересекавшие спину и бедра.

– Кто это так обошелся с тобой? – гневно спросил судья. – Тунлин?

– Нет, что ты, – безразличным тоном ответила Гвоздика. – Это случилось больше года назад. Меня продали на цветочную лодку не ребенком, а когда мне было уже шестнадцать, Я терпеть не могла эту работу, вот и получала кнутом то за одно, то за другое, но мне повезло: как-то раз появился Тунлин, влюбился и сказал хозяину, что хочет меня купить. Тот показал расписку па сорок серебряных монет, выданную моим отцом при продаже. – Гвоздика надела легкую рубаху и, завязывая шелковый пояс, с улыбкой продолжала:

Потом хозяин начал подсчитывать другие расходы, которые якобы понес из-за меня, а Тунлии забрал у него бумагу со словами: «Ладно, договорились!» А когда хозяин спросил насчет денег, Тунлин грозно посмотрел на него и сказал: «Я же только что заплатил тебе, так ведь? Или ты хочешь сказать, что я лгу?» Видел бы ты кислую физиономию хозяина! Однако он выдавил из себя улыбку и, заикаясь, пробормотал: «Да, господин! Спасибо, господин!» —и Тунлин увел меня с собой. Мой хозяин понимал, что, если он пожалуется в свою гильдию или в суд, Тунлин придет к нему со своими людьми и разнесет весь дом. А я, конечно, была счастлива. Тунлин, безусловно, может показаться вспыльчивым и грубоватым, но в душе он добрый малый. Я не обращаю внимания на эти шрамы они знак моего ремесла, если можно так выразиться!

Слушая девушку, судья Ди выдвигал и рассматривал ящики для притирании.

– Ничего нет, – вздохнул он, – совсем ничего.

– А на что ты рассчитывал? – фыркнула Гвоздика, присаживаясь на край кровати. —Все, кто приходит сюда, очень осторожны и стараются не оставлять ничего такого, что могло бы их выдать. Гости понимают – содержатели таких домов иногда не прочь вытянуть немного денег у растяпы. По-моему, тебе лучше рассмотреть надписи на рисунках, что висят здесь, над кроватью. Я слыхала, их подписывают вымышленными именами, но ты ведь умеешь читать, значит, сможешь что-нибудь найти.

Вошла хозяйка с большим подносом, на котором стояли чашки, чайник и блюда со свежими фруктами и сластями. Судья протянул горсть медных монет, и женщина с вежливой улыбкой удалилась.

Гвоздика раздвинула занавеси и взошла на ложе. Судья снял шапочку, положил ее на чайный столик и сел, скрестив ноги, на безукоризненно чистый, набитый соломой тюфяк. Ложе напоминало крохотный домик: задняя и боковые стенки были сделаны из резного черного дерева, а крышку заменял балдахин. Встав на колени у дальней стены, Гвоздика принялась старательно засовывать заколку для волос в трещину между деревянными панелями.

– Что ты там делаешь? – полюбопытствовал судья.

– Закрываю щель, чтобы тайком не подглядывали, – усмехнулась девушка. – Я, правда, не думаю, что найдутся любители этого дела в такой они знали, чем мы тут занимаемся.

Она села напротив судьи и откинулась на изголовье. Судья подумал, что сегодня он, несомненно, обрел много полезных знаний. До встречи со своей старшей женой, живя в столице, Ди иногда пользовался услугами дорогостоящих певичек, однако он совершенно не был знаком с обычаями простых зеленых теремов и понятия не имел, сколь низменные вкусы они удовлетворяют. Вскинув голову и поглаживая бороду, он стал один за другим изучать многочисленные рисунки и стихи в круглых или квадратных рамках, вставленные между деревянными панелями. Ложа супругов всегда украшают надписи и рисунки назидательного свойства, подчеркивающие важное значение брака со ссылками на добродетельных мужчин и женщин древности. Здесь же картинки носили более легкомысленный характер. Поэты, посещая такого рода дома, нередко развлекались, записывая импровизированные стихи или делая наброски. Самые лучшие образчики хозяева оставляли для украшения ложа, а когда те тускнели от времени, срывали их и заменяли новыми. Судья прочитал вслух четверостишие, написанное беглым почерком образованного человека: